ВОЗВРАЩЕНИЕ
МЕНАШЕ
Двадцать пять веков
потребовалось потомкам колена Менаше,
чтобы пересечь азиатский материк и дойти
от Святой Земли до Индокитая. И еще
двадцать пять лет – чтобы начать
возвращение назад.
 Бирманский
сюрприз
В
Мизораме, восточной индийской провинции на
границе с Бирмой, Михаэль принадлежал к "людям
гор". Внизу жили "люди долины" – их
братья, но "люди гор" практически не
общались с ними. Здесь, в "горах", все
было строже – и традиции, и законы, и власть
жрецов.
На
"равнине", в Манипуре, люди жили
свободнее, вступали в контакт с другими
племенами и относились к "людям гор" с
неприязнью и подозрительностью. Юношу или
девушку, выбравших себе избранницу или
избранника с "гор", ждал если не
остракизм, то осуждение и всеобщий укор. Они
очень мало общались между собой, хотя были
одним народом.
Насмешка
судьбы может быть жестокой – с Михаэлем она
была лукавой. В поселении Шавей-Шомрон в
Самарии он тоже стал "человеком гор".
Внизу, в прибрежной полосе, как когда-то на
его прежней родине, жили "люди долины",
и, как и в прошлой его жизни, у этого "племени"
было мало общего с ним и с его "людьми".
Здесь,
"на горах", царит Закон, здесь
соблюдают древние предписания и гордятся
этим. Там, внизу, правит беспредельная
свобода, и свобода эта чужда и неприятна
Михаэлю. Он не хотел бы там жить.
Но
главное – здесь, в Шавей-Шомроне, есть нечто,
что наполняет его уверенностью и
спокойствием. Это место, маленькое
поселение между гнездами террора –
Калькилией и Шхемом, – его дом. Дом, в
который он вернулся со своими собратьями из
Мизорама после почти трех тысяч лет
скитаний, – дом колена Менаше.
"Лучше
бы назвать наше поселение не Шавей-Шомрон, а
Шавей-Менаше ("Возвращающиеся в Менаше")",
– улыбается Михаэль Менаше.
...Расположенное
в получасе езды от Нетании маленькое
поселение Шавей-Шомрон в последние десять
лет превратилось в пристанище для сотен
репатриантов со всего света. В начале 90-х
отдел абсорбции Совета Самарии сделал его
своеобразными "воротами алии", через
которые успели пройти выходцы из бывшего
Советского Союза, Франции и Северной
Америки.
"Ты
не поверишь, сколько языков мне пришлось
освоить – пусть на поверхностном уровне –
за это время, – смеется Ривка Бонди, куратор
центра абсорбции Шавей-Шомрон. – Причем
надо было все время перестраиваться. Едва
успела выучить какие-то слова по-русски и
запомнить названия украинских городов,
пришлось заучивать французские обороты.
Теперь у меня еще более трудная задача –
индийский язык".
С
началом массовой алии русская речь стала
повсеместной в Шавей-Шомроне, но затем
поток репатриантов из СНГ стал спадать,
классы в ульпане пустели и Шавей-Шомрон
начал возвращаться к привычному ритму
жизни. Тогда и появился здесь раввин Элиягу
Авихайль и его движение "Амишав".
В
поисках потерянных колен раввин вместе с
американским историком Хилелем Халкином
объездил всю Юго-Восточную Азию. Кашмир,
Китай, Таиланд, наконец, Индию и Бирму.
Полное трудностей и перипетий путешествие
не приносило ощутимых результатов до тех
пор, пока в конце 80-х годов оба
путешественника не оказались на границе
двух последних стран.
Здесь,
в индийских штатах Мизорам и Манипур, они
обнаружили племя, чья связь с еврейством
была настолько отчетливой, что объяснить ее
можно только двумя способами: мистикой или
действительной принадлежностью к
потерянным коленам. Связь эта проявлялась в
самых разных вещах: песнях, фольклоре,
праздниках, ритуалах, и, главное, в знании
древних библейских текстов. Знании
выборочном и все же настолько глубоком, что
оно не могло быть результатом работы
миссионеров, сумевших сто лет назад
обратить это племя в христианство.
Более
того, некоторые старейшины различных
племенных групп, обнаруженных Авихайлем и
Халкином, уже вступили в контакт с
еврейскими общинами в Индии. Не воскресенье,
а суббота, говорили они, должна быть святым
днем всего племени.
Авихайлю
оставалось лишь подтолкнуть начавшийся
процесс, побудить местных жителей к
осознанию своего еврейства и репатриации в
Израиль.
В
Мизораме был создан еврейский центр – с
синагогой и изданием, где переводились и
выпускались книги на мицо – языке местных
жителей. Книги включали мицо-англо-ивритские
словари, молитвенники и описания еврейских
праздников.
Все
больше людей этого народа, который местное
население называло Шинлунь, проявляли
желание узнать о своих корнях, но главные
трудности у Авихайля были еще впереди.
Бней-Менаше
не признавались официально евреями и
потому были лишены права на репатриацию в
Израиль. Авихайлю предстояло не только
разбудить у Шинлунь интерес к еврейству, но
и убедить их пройти гиюр по всем правилам
ортодоксального иудаизма.
Сделать
это в Мизораме и Манипуре было невозможно, и
тогда Авихайль обратился за помощью к
раввинам Израиля и к поселенческому совету
Иудеи, Самарии и Газы.
Идея
заключалась в том, чтобы начать абсорбцию
Бней-Менаше, создав для них курсы по
изучению иврита и "ульпаны гиюра".
Поселенческий совет с энтузиазмом
подхватил идею Авихайля, и вскоре на "территории"
начали прибывать первые группы "индусов".
Первые
Бней-Менаше появились в Газе и Кирьят-Арбе
двенадцать-тринадцать лет назад, затем они
стали прибывать в другие поселения, в том
числе и в Шавей-Шомрон. В общей сложности
"Амишав" привез в страну 700
репатриантов из Мизорама и Манипура.
Последняя группа приехала в Шавей-Шомрон в
августе прошлого года – шестьдесят человек:
десять семей и пятнадцать одиночек.
Они
поражали израильтян своей скромностью,
нетребовательностью и приветливостью.
Многие законы, которые они заучивали,
казались им чуждыми, ритуалы – странными,
но никто из них не возмущался, хотя не
подвергал сомнению собственное еврейство.
"В
них очень много желания быть полноценными
евреями и жить в Израиле, – говорит
директор отдела абсорбции местного
поселенческого совета Барух Лиор. – Еще на
своей родине они начали пестовать
еврейский стиль жизни и традиции и еще
более хотят это делать здесь, в Израиле.
Если это требует времени и усилий, они
готовы приложить усилия и пожертвовать
временем".
Ривка
согласна с ним: "Они верят, что это – их
путь, а возникающие проблемы воспринимают
как неприятные издержки на этом пути, как
нечто естественное и неизбежное".
Встреча
с Израилем
В "ульпане" Шавей-Шомрон числится
около двадцати человек. Пожилая пара из США
– и Бней-Менаше. Нескольким мужчинам за
сорок, остальные – молодежь. Появление
журналиста их немного смущает и в то же
время забавляет. Они уже привыкли к тому,
что вызывают интерес: даже из далекой
Америки приезжали сюда, чтобы своими
глазами увидеть это поразительное явление
– индусов и бирманцев, на протяжении почти
трех тысяч лет помнивших о своем еврействе.
Внешне
они похожи на жителей Индокитая: невысокие,
смуглая кожа, скулы, узкие глаза. Их
внешность может показаться экзотической,
но не в меньшей степени и для них самих
экзотичны израильтяне, израильские манеры,
одежда, израильские способы самовыражения.
"Я
знаю, как им трудно, – говорит о своих
собратьях Михаэль, живущий в поселении с
начала 90-х годов и курирующий группу
новоприбывших. – Когда я приехал, то не
переставал удивляться тому, как люди ведут
себя, как решают свои дела. Больше всего
меня удивляло, что столь многие считают
себя евреями, хотя далеки от еврейства и
никаких еврейских законов не соблюдают. Все
это так разнилось с моими представлениями.
Я был выбит из колеи, упал, смог подняться.
Теперь уже привык".
Трудно
сказать, чего больше во внешней
неприхотливости и улыбчивости Бней-Менаше:
убежденности в своей правоте или природной
мягкости, сдержанности, умения покоряться
обстоятельствам, свойственного жителям
Индостана.
"Некоторые
из тех, что проходили гиюр вместе со мной,
говорили, что не понимают, чего от них хотят,
плакали. Мне помогло то, что раввин, у
которого я учился, считался с нашим образом
мыслей. Он не навязывал нам своих взглядов,
а убеждал".
Для
Михаэля, как и его соотечественников, было
очень важно, что их поселили в Иудее и
Самарии, среди природы, а не в крупных
городах. "Для нас природа – часть жизни, и
я хотел бы остаться здесь", – говорит
Михаэль.
За
десять лет он успел отслужить в армии,
пройти курс по техническому обслуживанию
компьютеров. Побывал у себя на родине,
привез родителей, которые также прошли гиюр
и живут в соседнем поселении. Говорит, что
уже не скучает – воспоминания о прошлой
жизни вызывают скорее умиление, а не
ностальгию.
Отсюда,
с высоты десяти лет жизни в Израиле,
отношения между людьми в его селении
кажутся патриархальными, но в то же время
искренними и беззлобными. А представления и
вера – хотя и наивными, даже полудетскими,
но лишенными налета искусственности,
изощренности и нетерпимости, который
придала им цивилизация.
Еврейский коэн
– "тьям-пу" и маца из риса
Михаэль
родился в семье, которая к этому времени уже
считала себя еврейской. Таковых было
меньшинство. Большинство "людей гор" в
Мизораме формально считались христианами,
что, впрочем, не мешало им соблюдать
языческие обряды, в которые причудливо
вплетались еврейские мотивы.
Михаэль
знает, что у "людей долины" в Манипуре
испокон веков был заповедный день – в этот
день было строжайше запрещено что-либо
делать, даже притрагиваться к вещам,
используемым в быту. Со временем этим днем
стало воскресенье. Хороня близких, они
выжигали землю и освящали ее – именно так,
как, узнал он потом, предписывает Тора.
У
"людей гор" в Мизораме эти обычаи
приняты не были. Зато у них был главный
праздник, во время которого не разрешалось
есть обычный рис – главный продукт в тех
местах. Вместо этого брался особый сорт
риса, не употребляемый в повседневной жизни.
Его особым образом измельчали, а потом
пекли тонкие-тонкие лепешки. Цаванкут – так
называли здесь этот праздник, и начинался
он весной. Ни у кого из соседних народов, и
даже у "людей долины", такого праздника
не было, приход весны отмечали совсем по-другому.
Был
и еще один обычай. Над мальчиком, на восьмой
день после рождения, совершали странный
ритуал – его ухо прокалывали. Никто не знал,
как появился этот обычай, но его неуклонно
соблюдали. Михаэль понял смысл этого акта,
когда узнал об обряде обрезания у евреев.
"У племени не было возможности совершать
обрезание новорожденных, и этому обряду
нашли символическую замену", – говорит
он.
Священнослужителя
"людей гор" называли "тьям-пу" (или
"сьям-пу"). В переводе с местного
наречия это означает "коэн". Он был
священником и жрецом одновременно:
благословлял новорожденных, сочетал браком
молодые пары, отправлял в последний путь
умерших и при этом приносил
жертвоприношения, как требовала древняя
традиция.
Священнослужители
из поколения в поколение передавали друг
другу свой сан и знания. Молитвы,
произносимые ими (в частности, при
излечении больных) поразительным образом,
как установили Халкин и Авихайль, совпадали
с текстами некоторых глав Торы – особенно,
в книге "Ваикра". Имя
священнослужителя всегда было одно и то же
– Аарон!
В
Манипуре, у "людей долины", жрецов не
было – они более христианизированы и
находятся скорее под влиянием индийских
традиций.
У
Михаэля не было ни малейших сомнений в том,
что он, как и все его племя, принадлежит к
евреям. Когда он родился ("это было в
начале 70-х годов – у нас не было документов,
и точные даты никого не интересовали"),
ему, так же как и другим мальчикам в
Мизораме, прокололи ухо. В то время здесь
еще не было ни синагоги, ни еврейского
центра. Первая синагога появилась, когда
Михаэлю было шесть-семь лет.
Михаэль
помнит, что его отец обожал историю и много
ему рассказывал. Рассказы были связаны в
основном с евреями, их праотцами и Торой.
Когда он подрос, отец отправил его в
синагогу "работать хазаном". Здесь
впервые возникла мысль о поездке в Израиль
и, возможно, о репатриации.
К
этому времени процесс перехода в иудаизм
становился все более интенсивным. Это не
был резкий и болезненный разрыв с уже
укоренившимся квазихристианским укладом –
все происходило плавно и постепенно.
Сперва
семья, начавшая возвращение к еврейству,
переносила выходной день с воскресенья на
субботу и начинала соблюдать еврейские
праздники. При этом она могла не
отказываться от праздников христианских, и
все эти традиции (уникальный случай в
истории сосуществования двух религий!)
вполне благополучно уживались друг с
другом. Более того, считая себя евреями,
Бней-Менаше продолжали верить в Христа и
читали Новый Завет.
Многие
на этом промежуточном этапе так и остались
– и этот дуализм не считался ни постыдным,
ни странным.
Другие
все же на своем пути к еврейству
продвигались дальше и в конце концов
полностью освобождались от христианских
обрядов.
Недоброжелательства,
а тем более дискриминации по отношению к
себе и своей семье Михаэль не помнит – хотя
они принадлежали к ощутимому меньшинству.
"И
дети, и взрослые спорили друг с другом, но
драк, насилия никогда не было. Хотя мы не
были такими уж мирными и терпимыми. В
отношении других народов, окружавших нас,
все было иначе. Мы не допускали их к себе, за
это они не принимали нас. Бывало, что
возникали конфликты. Но друг к другу мы
относились по-братски", – вспоминает
Михаэль.
Если
ссоры все же случались, то главы кланов
старались примирить ссорящихся как можно
быстрее. Отца одного из семейств, как и
предписывает в подобных случаях восточная
традиция, приглашали в гости, и здесь, за
столом, уставленным яствами, между двумя
мужчинами начиналась плавная, неторопливая
беседа. После чего ссоры и обиды забывались,
а порядок восстанавливался сам собой.
В
"богословских спорах", говорит Михаэль,
обе стороны не проявляли особого рвения, да
и сами споры были детскими и наивными.
"Представления
наших людей отличались необычайной
конкретностью. Бог был для нас огромным
бородатым стариком, мы верили, что раз в
неделю он отдыхает где-то "там", на небе.
Просто одни считали, что он это делает в
субботу, а другие – что в воскресенье. В
этом была вся разница", – улыбается
Михаэль.
Потребовалось
время, чтобы стереть из сознания прежние
образы, и наполнить имя Бога новым смыслом.
Когда в двадцать два года Михаэль приехал в
Израиль, его представления об иудаизме все
еще оставались смутными и расплывчатыми.
Единственное, что Михаэль твердо ощущал и в
чем ни минуты не сомневался, – он приехал
сюда не как гость и не как турист. Он приехал
сюда как человек, который был лишен когда-то
наследства, и теперь имеет все права на его
обретение.
Вещий сон
Действительно ли племена Шинлунь
происходят от евреев? Сознавали ли они это
или соблюдали еврейские традиции, не
понимая их истинного значения? Как и почему
они оказались на границе Индии и Бирмы?
Что
касается первого вопроса, то знакомство с
обычаями и мифологией этого народа не
оставляет сомнений: простые совпадения –
обрядовые и лингвистические – не могли бы
отличаться такой точностью и глубиной.
Шинлунь
называли себя "дети Манмаси", и не
требуется больших усилий, чтобы обнаружить
связь между словами "Манмаси" и "Менаше".
Священник
в Мизораме поразил Халкина упоминанием в
молитвах имен Авраама, Ицхака и Яакова. По
мнению Халкина, это упоминание не могло
быть данью христианской традиции, ибо
миссионеры никогда не акцентировали
внимание новообращенных на событиях
Ветхого Завета. В молитвах упоминались
также слова "Улям" и "Гелед". Оба
слова постоянно присутствуют в Книге
Хроник Менаше, а "Гелед" выглядит как
производная от "Гилад" – места, где
жило колено Менаше.
Другое
дело, сознавали ли Шинлунь свое еврейство?
По-видимому, да, но только избранные из них,
старейшины племен, которые передавали свои
знания из поколения в поколение.
Христианство они приняли в той "упаковке",
в какой "продали" им свою религию
миссионеры – не как новое учение, а как
воплощение собственных представлений.
Возможно,
древнее знание хранилось в коллективной
памяти народа. Так или иначе, уже
христианизированные Шинлунь начали
возвращаться к еврейству спонтанно – хотя
были отрезаны от еврейского мира. При этом
дело не обошлось без мистики.
В
1954 году житель маленькой деревни в Мизораме
рассказал священнику, что его жене было
видение о возвращении в "дом Израиля".
Во сне присутствовали ключи, лук и две
головы. Признание простого крестьянина
наделало переполох в общине. Старейшины
решили, что ключи должны означать
возвращение в страну Израиля, лук
традиционно ассоциировался с Торой, две
головы – с коленами Эфраима и Менаше.
Сообщение
о предсказании начало распространяться по
Мизораму, а потом дошло и до Манипура.
Растерянные патриархи Шинлунь направили
своих посланников в еврейскую общину
Бомбея, и тут выяснилось, что потомки Менаше
соблюдают не еврейские праздники, не
еврейский день отдыха и верят "не в того
Бога". За десять лет до появления раввина
Авихайля в Мизораме и Манипуре начала
формироваться еврейская община.
Что
заставило Бней-Менаше искать убежище в
джунглях Индокитая? На этот вопрос нет
ответа – есть только гипотезы, основанные
на мифологии племени. Предания гласят, что
Бней-Менаше долгое время были в плену у "северного
народа" (китайцев?), бежали, скрывались в
пещерах, за что и получили прозвище "люди
пещер", а потом, столкнувшись с давлением
местных племен, перебрались в малообжитые
районы Бирмы. Произошло это приблизительно
в XVIII
веке н.э.
Халкин
полагает, что за тысячелетия кочевий по Юго-Восточной
Азии еврейские колена смешались с местными
племенами и приобрели их внешние
отличительные особенности.
Какова
численность Шинлунь? Сказать трудно –
предположительно 350 тысяч, но, не исключено,
и значительно больше. Некоторые их деревни
расположены в Бирме, и попасть туда
практически невозможно. В Мизораме и
Манипуре еврейский образ жизни ведут около
пяти тысяч человек. По Галахе они не
считаются евреями, и Барух Лиор говорит, что
и правительство, и раввины не торопятся с
гиюром – слишком велики опасения, что сотни
тысяч изголодавшихся жителей Индостана
хлынут в благополучный Израиль.
Однако
вряд ли можно остановить уже начавшийся
процесс возвращения. Сыны Менаше готовы
завершить путь, начатый ими более двух с
половиной тысяч лет назад, – как бы долог и
извилист ни был последний переход.
Александр
Майстровой
ISRAland
http://www.isra.com
|
